Сегодня ко мне заходил один из наших уважаемых литераторов и подарил мне свою только что изданную книгу на русском языке. И вот какие любопытные цифры он привел мне, предвосхищая мой вопрос. Дело в том, что эту же книгу он уже издавал год назад на родном – азербайджанском. Оказывается, по статистическим данным, на прошлый год из 100 проданных, по крайней мере, в Баку книг, 95 было на русском. Из остальных же пяти экземпляров три на английском и только два – на государственном языке. Поэтому он и решил издать свой труд еще и по-русски. Словом, посетовав на утрату нашими гражданами привычки читать серьезную литературу на родном языке, он ушел.

Лично для меня этот вопрос не нов. Однако за все время своей работы, а это ровно без месяца 23 года, в “Айна” и “Зеркало” я так и не смог прийти к однозначному выводу: почему даже азербайджаноязычные читатели не воспринимают на своем родном тексты, которые они с охотой читают по-русски? Было бы интересно узнать мнение уважаемых читателей. И для пущей убедительности, прежде всего, для самого же себя, я решил перевести на русский некоторые из своих же авторских материалов, уже опубликованных на азербайджанском в газете “Айна”. Итак, уважаемый читатель, предоставляю вашему вниманию статью, написанную в марте нынешнего года.

***

На днях прочитал интервью популярного ныне в России писателя Бориса Акунина газете “The Financial Times”, в коем меня привлекла мысль о том, что ему повезло, что он родился в СССР и в настоящее время живет в России. В противном случае ему была бы уготована участь родившихся и проживших в тихой и благополучной стране, в которой и за 90 лет люди могут так и не узнать, чего они на самом деле стоят, ибо жизнь может их так и не испытать.

Удивительная логика – в то время как чуть ли не весь мир говорит о нарушении в России прав человека, об удушении демократии, о скатывании страны в тоталитаризм, о процветании кучки казнокрадов на фоне чуть ли не всеобщего обнищания населения, о коррупции, и наконец о практическом отсутствии свободы слова и самовыражения, писатель как бы не может жить без всего этого и говорит, что, несмотря на свои 56 лет, пережил в России 5-6 жизней.

Будь возможность, провел бы в России, да и в Азербайджане, социологический опрос с одним всего лишь вопросом: что бы вы предпочли – страну, где прожили бы тихую и спокойную жизнь до 90 лет и умерли, так и не узнав, на что вы способны, или страну, где бы вас заставили пережить за 56 лет 5-6 жизней? Ответ был бы почти однозначным. Подавлющее большинство выбрало бы страну с 90-летней гарантией процветающей жизни, и никто бы не усомнился в результатах “голосования”. Поверьте, количество желающих подвергнуть себя невзгодам лишь ради того, чтобы выяснить, кто он и на что он горазд, было бы равно нулю. Все бы предпочли спокойную и достойную жизнь, без всяких потрясений. Вот в этом-то и корень зла.

И тут я невольно вспомнил великого мастера коротких рассказов О.Генри и его не менее великое произведение “Последний лист”. Заострю внимание уважаемого читателя лишь на двух главных персонажах данного рассказа. Они оба художники. Если попытаться определить их социальную принадлежность, то их следует, безусловно, причислить к интеллигентам, к тому же к творческой их части, как ныне у нас заведено говорить. И живут они в стране, где сегодня, подчеркиваю сегодня, люди доживают до 90 лет, живя в благополучии и достатке. Однако события в рассказе разворачиваются в Америке XIX, но никак не XXI века, в стране, где люди еще умирали от элементарной пневмонии.

В один из студеных ноябрьских дней в Гринвич-Виллидже, который слыл в Нью-Йорке кварталом художников, одна из юных художниц Джонси подхватила воспаление легких. Шансы на выздоровление – 1:10. И этим единственным шансом была жажда жизни пациента. Однако Джонси почему-то не желает бороться за жизнь, мало того, вбила себе в голову, что умрет, как только опадет последний лист плюща, который окутал стену здания прямо напротив ее окна. И не сводит с плюща глаз. К несчастью, огонек жизни, тлеющий еще в ее глазах, становился все еле видным, по мере того, как опадали листья злополучного плюща.

Этажом же ниже проживал старый художник по фамилии Берман, всю жизнь пытавшийся создать картину, которая бы потрясла мир, но, увы, все его усилия были тщетны. И зарабытывал он себе на хлеб насущный тем, что позировал своим более молодым и в чем-то более удачливым коллегам. И вот когда старый Берман прослышал о болезни Джонси и ее мании, на плюще еле держался последний лист… И старый Берман наконец-то создал свой ШЕДЕВР. В стужу, в проливной ледяной дождь, под покровом ночи, когда даже утомленная постоянным слежением за плющем Джонси соснула, он нарисовал для нее ПОСЛЕДНИЙ ЛИСТ и, тем самым вдохнув в нее уверенность, вырвал из когтей смерти. Сам же… подхватив пневмонию, умер. Старый Берман создал свой шедевр ценою собственной жизни… На самом же деле ШЕДЕВРОМ был не лист плюща, нарисованный им, ШЕДЕВРОМ было то, что он вернул к жизни Джонси.

Для того, чтобы прожить 90 лет в достатке и благополучии и достойно умереть, необходимо создавать ШЕДЕВРЫ, дорогой читатель, да-да, ШЕДЕВРЫ. И каждый из нас должен быть готов создать, пусть даже маленький, но свой ШЕДЕВР. В противном случае, не дано нам будет оказаться в стране, где люди живут достойно до 90 лет, и сгинем мы в небытие в месте, где уготовано нам прожить за 56 лет 5-6 жизней, так и не успев разобраться, кто мы такие и на что мы способны…
Источник: http://www.zerkalo.az/2013/posledniy-list/